Люди «Люмоса»: основательница компании Fermata Валерия Коган
Почему сложно делать роботов, что общего у ученого и предпринимателя и как любить «Гарри Поттера» в процессе подготовки MVP
Валерия Коган родилась в Уфе, закончила МФТИ в Москве и Ариэльский университет в Израиле, основала компании Fermata (инновации в сельском хозяйстве) и Smartomica (инновации в медицине). А в прошлом году попала в список «30 до 30» журнала Forbes. Мы поговорили с ней о трудностях, с которыми сталкиваются ученые, решившие изменить мир.
— Вы занимаетесь внедрением искусственного интеллекта в анализ растений и видели, наверное, сотни тысяч фотографий зеленых листьев, пораженных тем или иным заболеванием. Как вам после такого гуляется в парке?
— В парке проблем нет! Скорее бывает, что я смотрю на цветы, замечаю что-то не то на лепестках и думаю: «Блин! Почему я раньше не подумала, что мы можем работать с цветами тоже?» Или помидорку какую-нибудь покупаешь на рынке, видишь, что она некрасивая, и понимаешь, какие у нее проблемы, и как за ней ухаживали.
У нас есть сотрудники, которые занимаются буквально анализом изображений — бесконечно размечают картинки (разметка — этап в машинном обучении, когда человек делает об изображении или данных те выводы, к которым впоследствии должен будет приходить алгоритм — прим. «Люмоса»), чтобы обучать наш искусственный интеллект. Они жалуются, что вообще не могут пройти мимо какого-нибудь кустика, не поставив ему диагноз. Вот этого у меня нет пока.
cottonbro / pexels.com
— Ваш путь долго лежал исключительно в области науки, но при этом в какой-то момент вы активно занялись бизнесом. Насколько эта смена фокуса была спланированной или спонтанной?
— Мне кажется, что я всегда любила что-то создавать. Плюс у меня папа тоже занимается бизнесом, и в свободное время я ему часто помогала. Но я бы сказала, что научная деятельность и ведение бизнеса в чем-то похожи. И там, и там ты все время вынужден делать что-то, чего никто до тебя не делал. Поэтому одно органически переходит в другое. Я какое-то время проработала в исследовательской лаборатории, но еще в университете (речь об учебе в Ариэльском университете в Израиле — прим. «Люмоса») стала сотрудничать именно с биотех-стартапами. Там ты делаешь науку, но все-таки для практического применения.
Когда ты работаешь в стартапе — даже в маленькой команде и даже если не обладаешь акциями или чем-то таким, — ты все равно ощущаешь сильную причастность к общему процессу. Поэтому моя научная деятельность всегда была связана с бизнесом и желанием создать коммерчески успешный продукт. Идея проекта Fermata тоже возникла еще во время учебы, причем достаточно рано.
— Как вы оказались связаны с сельским хозяйством?
— Мой основной бэкграунд — анализ данных в биологии и медицине. К сельскому хозяйству я на самом деле не очень близка, и идея именно этого проекта появилась случайно. В какой-то момент я поняла, что современные технологии для диагностики пациентов применимы и для диагностики растений. К тому же регуляция в этой сфере гораздо мягче.
Karolina Grabowska / pexels.com
— В ранней истории Fermata есть яркий момент — проект предполагал разработку роботов, которые будут ездить по плантациям. Но теперь вы специализируетесь на программном обеспечении, а аппаратную часть, во-первых, переложили на плечи партнеров, а во-вторых, саму идею с роботом отбросили. Для вас это изначально было попыткой эмоционально зацепиться за проект или вы до сих пор планируете выйти на уровень, когда сможете производить что-то, что не только работает, но еще и выглядит футуристично?
— На самом деле идея с роботом была скорее моей глупостью. Я в тот момент совсем не понимала, о чем мы вообще говорим. Причина, по которой мы ушли в софт, очень простая: людей, которые умеют делать хард, очень мало. Это абсолютно отдельная экспертиза. Причем даже если ты делаешь какое-нибудь носимое устройство, это все равно очень сложно, и людей, которые реально способны сделать качественный продукт, — единицы. Да и рынок не сказать что готов такому. Ты приходишь с очень инновационной идеей, говоришь: «У вас сейчас работают люди, а мы их заменим технологией. Только, чтобы убедиться, что это работает, заплатите нам, пожалуйста, икс сотен тысяч долларов вперед». Конечно, это странно.
А когда мы отказались от идеи полноценного робота и перешли к тому, чтобы просто использовать камеры — причем мы не разрабатываем сами камеры, а берем, что называется, off the shelf («с прилавка», то есть у существующих поставщиков — прим. «Люмоса») — мы перешли на бизнес-модель, при которой фермер вообще ничего вперед не платит. То есть оборудование входит в стоимость подписки на сервис, и это воспринимается гораздо более органично. А возможные потери для клиента — это максимум несколько сотен долларов, если вдруг решение не понравится.
В принципе, Fermata мне очень нравится как интересный бизнес-проект, а не как конкретная инновация в сельском хозяйстве. То есть мне хочется построить красивую масштабируемую историю, которая найдет свою узкую нишу и будет в ней самой лучшей, а в идеале — вообще единственной. И задачи стоят таким образом, что нам неважно, как это выглядит, насколько это красиво или технологично с точки зрения внешнего наблюдателя. Главное, чтобы клиентам было максимально хорошо от нашей технологии.
Markus Spiske / pexels.com
— То есть эстетическое наслаждение вы получаете именно от того, как это проникает на рынок и как развивается структурно?
— Да, именно.
— Другая ваша компания, Smartomica, кажется ближе к вашим изначальным интересам в науке. Насколько сложно вам поддерживать обе этих линии?
— Очень сложно. Два моих проекта даже по времени сложно совмещать, но и интеллектуально это совершенно разная деятельность. Fermata — это чисто бизнесовый проект. Там есть классная исследовательская часть, связанная с искусственным интеллектом, но на практике я ее особо не касаюсь, потому что занимаюсь именно бизнесом. Но даже она не столько научная, сколько инженерная: что нам нужно понять, как правильно сформировать продукт, как правильно обучить сетки (имеются в виду нейросети — прим. «Люмоса»), как выбрать какое-то правильное решение. И дальше уже я думаю о том, как это лучше продать, как это правильно упаковать, кто может быть нашими партнерами, как нам захватить мир и так далее.
А Smartomica — это другой проект, хотя у двух компаний действительно общие инвесторы и их команды общаются между собой. В Smartomica мы занимаемся разработкой решений, которые помогают врачам диагностировать и лечить сложных, преимущественно онкологических, пациентов. Несмотря на то, что это тоже бизнес-проект, челленджи здесь совершенно другие. Помимо меня, у этой компании есть еще один сооснователь, доктор Игорь Коман — и моя основная функция в том, чтобы понять, как транслировать его идеи, его запросы в технический продукт.
При этом слишком бизнесовое мышление здесь как раз мешает, потому что оно убивает креатив — в том смысле, что ты начинаешь думать, как бы сделать что-то максимально простое, маленькое, легко упаковываемое, чтобы собрать MVP (устоявшаяся аббревиатура от Minimum Viable Product, минимально жизнеспособный продукт — прим. «Люмоса»), выйти на рынок, бла-бла-бла. А рядом со мной есть люди, у которых большие, креативные, инновационные и меняющие парадигму идеи, для которых нужно быть более открытым, чем того требует обычная бизнесовая работа. Надо постоянно помнить, что это научный проект, который ставит своей целью поменять то, как устроена медицина сегодня, а не только заработать денег.
Раковые клетки / Национальный институт рака / фотограф Сьюзан Арнольд
— Fermata работает в основном с зарубежными клиентами — из-за сложности внедрения инноваций в российском сельском хозяйстве. Что насчет Smartomica? Проще ли взаимодействовать с местными медицинскими организациями?
— Smartomica как компания находится на более ранней стадии. Скажем так, у нее пока нет продукта, готового к коммерческому продвижению. Но на российском рынке мы уже видим препятствия, связанные в первую очередь с тем, как регулирование устроено. Врачи гораздо более ограничены в свободе действий по сравнению с западными. То есть, условно, в Израиле, если у пациента какой-то тяжелый случай, врач может на уровне собственной больницы принять решение о том, чтобы действовать нестандартно, — при наличии, конечно, научного обоснования этих действий. Насколько я знаю, в России с этим гораздо сложнее. И естественно, начинать нашу работу проще в странах, где все максимально открыто для такого science-based (основанного на науке — прим. «Люмоса») подхода. То есть где в сложных случаях можно немного выйти за пределы стандартной протокольной медицины. Задача компании — сделать возможным применение научных знаний врачами. Поэтому все вокруг регуляции крутится.
— Во время пандемии вы переехали в Латвию — насколько я понимаю, там проще вести бизнес из-за более низких налогов. Но сложилась ли там предпринимательская среда, которая как-то помогала бы развивать ваши проекты и позволила бы направить работу, хотя бы временно, именно на Латвию?
— На Латвию наша работа не направлена, потому что это очень маленький рынок. Мы ее выбрали скорее как комфортное место для жизни, чем для ведения бизнеса. Здесь есть классные возможности для компаний на ранней стадии — те же самые, что и в других странах Евросоюза. Но сам рынок маленький, и пока здесь только зарождается активная стартап-среда, особенно в биотехнической отрасли. В Латвии очень сильный финтех, но это имеет к нам мало отношения. А именно в биотехе или в агротехе нам немножко одиноко. Поэтому я все-таки жду, когда пандемия закончится и можно будет больше общаться вживую. Я на прошлой неделе ездила в Израиль, где уже нет никакого коронавируса (на момент выпуска интервью количество зарегистрированных случаев в Израиле не превышало 50 в день в течение месяца — прим. «Люмоса»), и успела там ощутить, насколько нам важен прямой контакт с крутыми экспертами.
Раковые клетки / Национальный институт рака / фотограф Сьюзан Арнольд
— Вы ведь являетесь еще и членом благотворительного фонда, связанного с лечением рака?
— Да, это «РакФонд». Он занимается поддержкой исследований онкологии в России. Сделала его моя подруга Кристина Закурдаева, и я по возможности стараюсь поддерживать этот проект. У нас много очень талантливых ученых, но они, к сожалению, вынуждены уезжать за рубеж для того, чтобы реализовывать свои идеи. Дело, которое делает Кристина, очень важное и ценное — именно с точки зрения создания местной инфраструктуры и среды для молодых ученых. Мне не кажется правильным, что это приходится делать через благотворительные фонды — роль государства здесь должна быть больше. Но что есть, то есть.
— Я знаю, что вы очень любите книги о Гарри Поттере. Это помогает в вашей работе или мешает?
— Я бы не назвала это любовью. Мне кажется, это что-то большее. Я думаю, что в любой жизни есть место сказке. И даже когда ты прагматик, ученый и так далее, все равно очень важно оставлять у себя внутри пространство для фантазий о чем-то большем. Я в принципе люблю и фантастику, и хорошие добрые сказки про любовь, потому что мне кажется, что все это крайне важно привносить в жизнь.
— Можете порекомендовать что-нибудь из последнего, что вы читали и вам понравилось? Будь то фантастика или сказка.
— Из фантастики и сказок — коллега недавно дала почитать «Охоту на овец» Мураками. Понравилось. А в последнее время больше читаю нон-фикшн про историю России — сейчас это воспоминания Надежды Мандельштам.