«Кьерк-Егор». Что мы узнаем о Летове из книги Максима Семеляка «Значит, ураган»
Журналист, критик и переводчик Илья Миллер прочитал новую книгу Максима Семеляка «Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования» и увидел Егора Летова в образе денди сибирского панка. Публикуем рецензию
За последние годы количество книг, посвященных Егору Летову, «Гражданской обороне» и сибирскому панку перевалило за дюжину. Выпускаются документальные фильмы, в кинопрокат выходят записи концертов. Но книга журналиста Максима Семеляка выделяется из этого ровного потока. И не только потому, что она написана мастерски. Мастерски написать книгу может много кто.
Во-первых, Максим Семеляк сделал больше остальных для того, чтобы в начале нулевых маргинальный колючий панк, собиравший на своих концертах толпы неадекватных аутсайдеров, расширил свою аудиторию и привлек внимание более требовательных и статусных слушателей (например, Никиты Михалкова). Проводя лирические исследования «Гражданской обороны» на страницах глянцевых журналов и гидов по развлечениям столицы, Семеляк легитимизировал аббревиатуру «ГрОб». Раньше она смотрелась более естественно на стенах общественных сортиров.
Обложка книги «Значит, ураган» / Издательство Individuum
Во-вторых, автор с порога заявляет, что эту книгу должен был писать совместно с самим Летовым, но не успел. Здесь хочется ввернуть подходящую цитату философа Розанова про мучительность долга или обязанности, но не буду — Семеляк «запатентовал» этот нехитрый прием с цитатами Кьеркегора, Бердяева, Шестова и других философов.
Появление этой книги, конечно, никакой не долг, а вспышка озарения настолько чистой эмоциональной силы, что период распада длится до сих пор. Эта книга — тому свидетельство. С Семеляком это озарение случилось в 1990 году, когда он услышал песню «Все идет по плану» в переходе между станциями «Площадь Свердлова» и «Проспект Маркса» (сейчас это «Театральная» и «Охотный ряд») — и место имеет значение. В первую очередь потому, что мы обязаны помнить географические и временные данные о таких случаях. К тому же вообще ничего незначительного в этой не слишком объемной книге нет. Семеляк умеет ухватить и подать суть как бы впроброс, не залезая на табуретку. А если порой и залезает, то тоже будто невзначай.
Многие читатели, возможно, придут сюда за деталями совместных приключений и злоупотреблений — схожих баек много в предыдущей книге Семеляка о Сергее Шнурове и «Ленинграде». А уйдут с обширным списком для чтения и прослушивания. И с обогащенным лексиконом — я, например, погуглил слово «катагеластицизм» (склонность высмеивать окружающих, не испытывая чувства вины или неловкости — прим. «Люмоса»). Потому что «Значит, ураган», как и сам Летов, — активно приглашающий к культурным удовольствиям «портал», и это перекликается с ненасытной страстью героя книги к коллекционированию и чтению.
Егор Летов. Фото из личного архива Натальи Чумаковой
Читатели, которые хорошо помнят начало 90-х, уйдут и с мощными флешбэками. В этом «лирическом исследовании» очень сочно подана трепетная атмосфера того времени: вы буквально почувствуете, как пахнут арт-сквоты и подсобки музыкальных студий и каковы на ощупь их стены. Примерно через полторы сотни страниц «Урагана» я возмутился (хоть и преждевременно), что именно про музыку Летова здесь сказано мало. Не считая бесценного (без дураков) факта, что Летов уважал песню «ВИА Гра» «Цветок и нож».
Но главное, книга дает повод задуматься о своем отношении к Летову и его творчеству (хотя взгляд Семеляка сугубо личный, в книге он дает право голоса и многим другим людям, которые ощутили схожее чувство).
Рецензия на книгу — подходящее место для признания, что я эту «вспышку», которую чувствует Семеляк, тоже ощутил в себе, но не сразу. Лет десять потребовалось для того, чтобы избавиться от какого-то презрения к истошному воплю под, казалось, неуклюжие и дворовые три аккорда с расхристанной душой нараспашку. Но к моменту выхода «Звездопада» меня озарило: этот волосатый очконавт скорее истошно шепчет. Для него громко — это тихо, и vice versa.
Летов был, мягко говоря, удивительным музыкантом. Я очень ценил песню «Офелия» и в какой-то момент решил ее освоить — там же гаражно-дворовые три аккорда, эка невидаль, думал я… Взял гитару, нашел табулатуру и увидел в ней дюжину аккордов в самой долбанутой последовательности. После нескольких попыток я отложил гитару и закрыл табулатуру. Летов умел сделать простым сложное, и сложным — простое.
Егор Летов. Фото из личного архива Натальи Чумаковой
Рецензию эту я пишу на древнем макбуке, у которого уже лет десять огрызок заклеен кислотной наклейкой, прилагавшейся к винилу «Прыг-скок». Мой на тот момент семилетний сын упрекнул меня в том, что я не прячу от него неприличное слово в названии группы, и вообще кто такой Егор. Я ему поставил песню «Беспонтовый пирожок» и прочитал двухминутный вводный курс «Кто такой Егор». Больше ни вопросов, ни жалоб от сына не поступало. Кстати, в книге есть пассаж о том, надо ли ставить «Оборону» своим детям.
Про «Значит, ураган» Семеляка будут говорить (и уже говорят), что она не для новичков, а для тех, кто очень хорошо и давно знает Егора Летова. Это не так. Книга может быть и вводным курсом на 200 страниц. Она наглядно объясняет, что летовские фирменные противоречия — только в наших головах. Летов умел одновременно и в Запад, и в Восток. Умел и в тихо, и в громко. Он мог и весело, и мрачно. Он мог и низко, и высоко. Он мог и просто, и сложно. Он был и добрым, и злым. И он был живым, и мертвым. И, может быть, каждый из нас такой по умолчанию.
Коллекция музыкальных дисков в квартире Егора Летова в г. Омск. Фото Катерины Марсовой
Не так давно я впечатлился книгой «Денди на закате» Филипа Манна («The dandy at dusk»), в которой он на примере нескольких личностей, от архитектора Адольфа Лооса до режиссера Фассбиндера, показал, кто такой денди в современности. Он не по моде лондонской одет, нет, мода — это главный враг для денди (наряду с женщинами). Настоящий денди сейчас (и всегда) — это новатор-самурай, готовый в любой момент сделать «Харакири» у себя на крыльце. Такой человек всеми своими действиями стремится к тому, чтобы к моменту смерти стать образом в абсолюте. Энди Уорхол и Уильям Берроуз — это настоящие денди, что бы вы там себе ни думали.
Так вот, к концу «Урагана» я понял, что можно зайти далеко и сказать, что Егор Летов в своих неизменных кедах, кожаном пиджаке и очках был самым трушным стопроцентным сибирским панк-денди.