Переделкино: три недели в творческом пионерлагере для взрослых 

Дневник режиссера и театрального критика Елены Смородиновой 

В Доме творчества Переделкино, переживающем настоящий ренессанс, открылись творческие резиденции — для писателей, переводчиков, драматургов, поэтов, художников и артистов. 

Режиссер и театральный критик Елена Смородинова провела в Переделкине 21 день, работая над документальной пьесой об опыте переживания и лечения туберкулеза. И все это время писала заметки в дневнике —  «Люмос» их публикует. 

9 августа. Оксюморон

В индивидуальную резиденцию мы приехали командой. 

Мы — это я, две художницы из Москвы, Полина Синяткина (она еще и активистка) и Василина Харламова (она еще и сценограф), композитор из Москвы Кирилл Широв, актриса из Петербурга Анна Некрасова и живой классик новой драмы, драматург Юрий Клавдиев (он писал сценарии для фильма «Все умрут, а я останусь» и сериала «Закрытая школа»), — тоже из Петербурга.

Кажется, что основная целевая аудитория Дома творчества писателей — это, собственно, писатели, переводчики и поэты. В описании резиденции сказано, что 21 день нужно провести в работе над литературным произведением, переводом или иным проектом. 

За эту формулировку «иной проект» мы и зацепились, предложив написать в Переделкине документальную пьесу про опыт переживания и лечения туберкулеза в России, по историям и интервью Ани и Полины. Зря у нас, что ли, в составе живой классик новой драмы. А еще — сделать по этой пьесе эскиз. 

Резиденты приезжают на условиях «полной материальной независимости»: как и писателям когда-то в Доме творчества, нам не нужно будет решать никакие бытовые вопросы — а это же дополнительные вагоны времени. 

10 августа. Вербатимы

 — К сожалению, я проснулся в 9:30, на час позже, чем рассчитывал. Умылся, все дела, пришел сюда. Завтрак чемпиона — яичница, две сосиски, овощи, — я воспроизвожу короткий вербатим на тему «Первый завтрак в Переделкине», который тремя минутами раньше мне дал драматург Клавдиев. 

Идет мой мастер-класс по вербатиму, а до этого я рассказывала про документальный театр в России. Задание про завтрак я когда-то подглядела на мастер-классе драматурга и режиссера Саши Денисовой (Саша, привет!).

Так мы узнаем, что кто-то встает в пять утра, чтобы поработать, а кто-то слушает до завтрака Прокофьева, чтобы настроиться.

Вообще каждый резидент может предложить прочитать лекцию или привести мастер-класс. Это необязательно (слово «обязательно» вообще не очень подходит этим местам), но предприятие очень увлекательное. Особенно если в резиденции находятся люди из не вполне твоей сферы. Привезли лекции про исследование творчества Горенштейна, про переводы Гертруды Стайн и графических романов, про культуру петербургских коммуналок и любителей космоса…

11 августа. Сосредоточенная работа 

Планируем двигаться крейсерской скоростью и к концу трех недель показать эскиз по пьесе, которая тут будет создана на основе опыта Ани и Полины. 

Живем как в продвинутом пионерлагере. Я притащила платья из шестидесятых и гитару, Кирилл планирует пойти общаться с роялем, Полина взяла с собой фрагменты инсталляций, Василина предложила, что мы с ними можем сделать, Клавдиев ходит думает и всех смешит, а Некрасова спасает меня — вот принесла ужин, который вообще-то не дают выносить. Но режиссеру, который «сосредоточенно работает», уж так и быть, сделали исключение. Не переключайтесь.

12 августа. Писатели и наследники 

Вчера два часа ходили вдоль переделкинских заборов и слушали невероятные истории про обитателей этих мест. Как Чуковский переживал, что на его могиле будет тот самый Крокодил, который «жил да был» и «по Невскому ходил» (нет, обошлись без него). Как Пастернак вытер руки от земли после окучивания капусты и этими же руками бодро вынес и без всяких лишних уговоров отдал итальянцам публиковать «Доктора Живаго». Как Дарья Донцова, тогда еще Агриппина Васильева, попросила дядю Валю Катаева написать за нее сочинение по тексту Катаева, и дядя Валя получил трояк с минусом и резюме учительницы: «Катаев точно не это имел в виду».

Думали про наследников, которые, чтобы сохранить дачи — формально по-прежнему государственные, — тоже стали писателями. 

— А нельзя ли их оттуда выселить? — задал крамольный вопрос драматург Клавдиев

— И вселить перспективных драматургов? — попыталась сострить я. 

— Например!

Оказалось, что наследники — меньшее из зол. А некоторые из них даже помогают сохранять память о писателях, развивать музеи. В общем, гипотеза про злых и меркантильных родственников, пишущих только ради недвижимости в Переделкине, оказывается несостоятельна.  

«А вот тут один важный человек, которого нельзя называть, купил дачу Фадеева, поставил забор, ничего там нет и все разрушается», — эту историю про дачу Фадеева мы услышим здесь еще не раз. 

P. S. Максим Горький, рекомендуя это место для строительства городка писателей, говорил, что здесь авторы будут смотреть на большую воду и вдохновляться. Но, как метко заметил наш экскурсовод, готовили ему справку про Переделкино явно в XVII веке — именно тогда в последний раз Сетунь была большой рекой. 

25 августа. Невыпитое вино

Вечер. Номер писательницы Ани Шипиловой. Он примечателен тем, что он самый большой (и почти вся наша компания резидентов туда вмещается). А под потолком есть странная конструкция — крюк, который зовут «крюком Шпаликова» (на самом деле крюк нужен для будущего то ли шкафа, то ли комода, но звучит слишком прозаично).

Драматург Юрий Клавдиев рассказывает, как брал интервью у Ельцина. Антрополог Денис Сивков рассказывает, как антропологи работают в поле. Художница Полина Синяткина рассказывает про то, каково это — быть интервьюируемой. На столе стоит вино. Спустя три часа разговоров резиденты-жаворонки расходятся по номерам. 

Бутылка так и остается закрытой: про вино просто забыли.

29 августа. Эскиз 

Наш проект называется «Первый ряд» — так говорят об основных препаратах для лечения туберкулеза, которым болели Чехов и героиня Ремарка.

Туберкулезом болеют и сейчас, но почему-то считается, что только алкозависимые, бездомные и заключенные. На самом деле все не так. Актриса Анна Некрасова еще три года назад предложила мне сделать спектакль про ее личный опыт болезни, а год назад мы познакомились с художницей Полиной Синяткиной, которая после лечения стала еще и активисткой. 

Не знаю, насколько мы удивили людей, читавших заявки. Впрочем, до первой экскурсии по здешним местам мы не знали, например, о том, что дочь одного из обитателей этих мест, Корнея Чуковского, — Мурка — умерла от костного туберкулеза. 

Чтобы не слишком наглеть уже на стадии индивидуальной заявки, мы предлагали схему, по которой участники нашей творческой группы будут сменять друг друга в резиденции. Но в Переделкине мало того, что решили нас взять, так еще и придумали, как нам приехать всем вместе. Там мы поняли, что главная стратегия развития Переделкина — человеколюбие и неформальный подход. 

За первую неделю в Переделкине Кирилл написал музыку для эскиза. За вторую — Юра дописал пьесу. Василина соединила капельницы возле исполнительниц с капельницами возле зрителей системой трубок. Когда под ногами по этим «каналам» вдруг потекла сценическая версия препаратов первого ряда, так похожая на кровь, я была готова расплакаться. 

Исполняли и текст, и вокальные импровизации Аня-актриса и Полина-художница, с которой в Переделкине Аня занималась актерским мастерством. 

Приехали зрители. Год мы обсуждали и придумывали проект, а эскиз сделали за 21 день. 

30 августа. Изгнание из рая

Сегодня по расписанию изгнание из рая — так я иронизирую по поводу последнего дня в резиденции.

— А вы в Москву? Если хотите, могу довести до Пушкинской, — предлагает нам Борис Куприянов — издатель, один из соучредителей книжного магазина «Фаланстер» и генеральный директор медиа «Горький», а в Переделкине советник Дома творчества. 

Несколькими днями ранее он водил нас по местности, рассказывая и про дом, снятый в «Зеркале» Тарковского, и про давнюю и теплую дружбу Елены Пастернак и Авдотьи Смирновой (дед Смирновой был первым секретарем московского отделения Союза писателей и делал доклад на том заседании, где Бориса Пастернака исключали из Союза писателей, когда ему присудили Нобелевскую премию). Куприянов говорит, что его рассказы не претендуют на экскурсию, но Переделкино для него становится совсем своим.

Большинство резидентов уже разъехались. Мы с драматургом Клавдиевым и актрисой Некрасовой садимся в машину. Клавдиев и Куприянов обсуждают девяностые и то, какие авторы про них писали хорошо. Накрапывает мелкий дождь.

Я открываю заметки: «Привет, дорогой будущий житель этой комнаты!» — нам всем предложили написать следующим резидентам письма. Большая часть нашей компании обнаружила такие в своих номерах — у кого-то письма даже были со следами вина и то ли слез, то ли воды.

У меня такого письма не оказалось, поэтому я решила сосредоточиться и все-таки написать это послание. И кажется, что оно будет лучшим погружением в жизнь резиденции — с объяснениями. 

Так что, дорогой мой адресат, не обижайся на то, что письмо оказалось не вполне письмом — его прочитаешь не только ты. 

ПИСЬМО 

«Надеюсь, уборка не выкинула кофе, чай, печеньки и банан. Но если выкинула, то знай, что я старалась. Ближайший к Дому творчества магазин — у станции, поэтому поход за провизией превращается в приключение. Впрочем, всегда можно заказать доставку. 

Перед тем, как сюда заехать, я никак не могла представить себе, как мы здесь проживем 21 день. Поэтому я оплатила курс английского, нашла в Переделкине инструктора по вождению и взяла три книжки, а еще три насвопила здесь. Каждые выходные в Переделкине что-то происходило. К нам приезжали группы OQJAV и The Retuses (их концерт рядом слушал Абрамович), проходили книжный своп, оттуда я утащила “Все свободны” Зыгаря, например, и превью выставки под кураторством Анны Наринской.

Жаль, что ты читаешь это письмо, когда уже заехал, — вдруг ты тоже притащил/притащила с собой кучу книжек и недоделанных задач.

 

Так вот, скорее всего, они тебе не понадобятся (если, конечно, твой проект не связан с работой с этими книгами). 

И это хорошо. Хотя сначала тебе может казаться (как казалось мне), что ты тут только спишь, гуляешь, слушаешь умных людей и не делаешь примерно ничего. 

И это абсолютно нормально. 

Всю дорогу мне казалось, что я делаю очень мало и надо больше. Видимо, это что-то в воздухе. Раз тут писали великое, то надо написать/сделать хоть не великое, но побольше, побольше. 

Так вот. Если вдруг в первую неделю, когда ты будешь гулять по дачам писателей и справляться с желанием поспать или залезть под выхлопную трубу, чтобы восстановить баланс углерода к кислороду, ты вдруг подумаешь, что ты малопродуктивен здесь, — это не так. 

Есть кое-что важное, что здесь может случиться, кроме возможности работать в условиях “полной материальной независимости” (в старом корпусе ты узнаешь, что это значит) и планировать/реализовывать великие дела. 

Это — возможность встретиться с собой. А еще — успокоиться. Изо всех мест сейчас орут про планирование с одной стороны и про бережность к себе — с другой. 

Возможно, ты, как и я, не можешь уже это слышать. Но здесь ты окажешься в этой самой ситуации бережности. 

Ты можешь не ходить на лекции и встречи, если хочешь поспать или поработать над своим проектом. 

Ты можешь не презентовывать что-то, выпрыгивая из штанов к определенной дате, — тебе за это ничего не будет. 

Ты можешь не поддерживать коммуникации, если не хочешь, — и это тоже будет ок. 

Да, если вдруг ты бегаешь или любишь ходить пешком — то лучше места, чем Мещерский парк, не придумать. 

Узнаешь, что Куприянов ведет экскурсию, — беги на нее. Поведет куда-то Марина Кудинова (В “Татлер”, например, писали, что она долгие годы, как кариатида, берегла Переделкино от разрушения) — тоже беги. 

И это, передай от меня привет Артуру — он обещал тосковать. И знай, что Артур — Фей этих мест, он знает ответ почти на все вопросы. (Артур встречает в гостинице на ресепшен, играет в бильярд и похож на героя фильмов новой волны.)

Кажется, я уже немного тебе завидую. Хорошей резиденции!»